ЧЕРЕЗ ОГРАДУ— …другой способ должен быть.
— Нет, есть только Я и только Мой способ. Есть только Лес и только Отчаяние.
Наше время одержимо образом леса, в котором теряются — потому что именно в нашем времени потеряться практически невозможно. Мы впервые знаем нашу планету как облупленную, мы воспринимаем территорию как карту, и впервые эта иллюзия нас не спешит обманывать. Мы в самом страшном смысле этого слова «знаем, где что лежит». Оттого в своих мечтах и своем экстазе мы попадаем в страну, угаданную пророком Кэрроллом — в пространство, где мы буквально не знаем, где что лежит, и, что главное, где мы сами — не всесильные картографы и конквистадоры, а нарушители границ и, возможно, еда для хищников.
В 2014 году вышел американский мультфильм «Через ограду», название которого у нас нечутко перевели «По ту сторону изгороди» («изгородь» в русском языке это все, что угодно, но не каменная стена). Как и многое в предгрозовую эпоху середины 2010-х, этот мультфильм напитан и напичкан частичками мощей Проппа, Юнга и ван Геннепа. Но любим мы его, конечно, не за это. Юноша Вирт и отрок Грег бредут домой, заблудившись, чрез поросль эдельвудовых дверевьев — вместилищ отчаявшихся душ, дающих масло для Черного Фонаря по велению Зверя, Хозяина Леса. Проходят ярко и необходимо в квесте сём Дровосек, жители тыквенного города Поттсфилд, все, причастные начальной школе для лесных зверей, ночная таверна, чайный магнат Эндикотт с возлюбленной, цивилизация лягушек, сестры-колдуньи Аделаида и тетушка Шёпот, и гигантская рыба в лодке с удочкой. Если Дэвид Линч в «Твин-пикс» навеки воспел Америку Среднего Запада, то «Через ограду» — вечный гимн пуританским северо-восточным штатам. Героям помогает в числе прочих персонажей сиалия Беатрис и прекрасно поющая лягушка, чье имя, как выясняется к концу картины, Джейсон Фандерберкер.
Сюжетная рамка мультфильма связывает фантасмагорический ландшафт «Неизведанного» с реальностью современного американского благополучия. Тем более сегодня мы воспринимаем историю путешествия в проклятый лес как нашу собственную историю изгнания в область неблагополучия, не-респектабельности а для иных и нелегитимности. Сопереживая Вирту и Грегу в их скитаниях, я вслушивался в тот одновременно заунывный и залихватский напев, который раздавался в эдельвудовом лесу. Не знаю, кто его пел, но слова точно принадлежали Зверю — этой темной мужской тени с горящими глазами-пятаками и двумя рогами в виде переплетенных корней.
***
Мы все идем по дороге в лесу, который мы когда-то считали домом, и мы все пытаемся найти путь домой. Самое страшное, что мы можем сделать — это объявить нашим домом лес. Нас побуждают к этому бесчисленные голоса, шепчущие или орущие, но несущие в себе один и тот же посыл: смирись, человече. После того, как у нас, на Западе, исчезла безусловная вера в Христа, появилась другая вера, вера в «эдельвудовы деревья» — в то, что человек может быть сведен к внешнему. Скалящее зубы наукопоклонническое безбожие и оккультизм, рассыпающий цветные сны, в целом повторяют одно и то же: «Ты — это Вон То». Вещь, большое дерево или гормон, сфира или энергия, Самость или эго — какая, в сущности, разница? Мы охвачены моделями, которые оплетают нас, как ветви хищного растения, грозящие сделать из нас застывший и сочащийся нефтью ствол, месторождение топлива для Черного Фонаря. Даже наш крик, наша боль и наш исступленный бег стали средством размена. Все это совершилось уже давно, настолько давно, что мы к этому привыкли и не думаем, что когда-то все могло быть иначе. Но сегодня начинается новая драма, новый передел Непознанного, и он коснется всех. Мы все полностью превращаемся в зрителей, нам всем выдают патент дендроагентов с пожизненным правом стоять и смотреть, но не двигаться, не менять ничего. Мир становится лесом, где не меняется даже сезон — ведь здесь вечный Самайн — и где вместо солнца, пойманного в старую фарфоровую чашку, навеки зажигается другое светило.
Вирт, у тебя есть план? Вопрос ребенка, живого ребенка в разрушенном ракетами городе, в концлагере, в тюрьме и в доме правителя — луч настоящего, которое когда-то, видимо, существовало у нас на земле. Мы же узнаём ландшафт — так хорошо прорисованный, этот идиллический ландшафт с дубами, холмами, ручьями и рощами, с половинной луной и цикадами, с закатом и колесным пароходом на реке. Это же вроде бы земля, какой мы ее любили и помнили, это вроде бы сцена нашей любви и наших мечтаний, где нас рожали и растили, которую мы хотели посвятить нашим богам. Отчего же она становится твердым мраком, словно мы клопы, а нас травят ядовитым облаком? кто нас травит, кто ополчился на нас, зачем эта нелепая метаморфоза и по каким грехам?
— Ты перемалывал потерянные души долгие годы.Он пришел изнутри, из нас самих, оттуда, где был всегда и пребудет вечно. Он встал в свое время и заявил свое право, отданное ему реальностью. Он порожден нашим взором — тот, который породил наш взор — и он держит нас за наши внутренности, которые так долго двигал, даруя нам жизнь. Он похитил наш огонь, некогда давший его нам, он трубит в рог, который мы сами спилили с его убитого нами трупа, он встал нам на грудь копытом — тем, из которого мы пили свое веселье — и он выдыхает смрад, который мы прежде считали воздухом. Нет героя, чтобы сразиться с ним — и герой невозможен; прежде подвига посрамлен герой, вскормленный грудью козла шабаша. Нет и подруги ему в страшном лесу — красный смех его серенада. Вот кто владыка наш, ведьмы униженные.
Он стоит над нами, он стоит днем и ночью, наяву и во сне, требуя от нас три дара себе: лунный свет на веретене, гребень из золотого меда и солнце. Что он будет делать с этим, зачем ему, упырю, сдались эти сувениры? Не дает ответа, но нависает, но душит.
— Ты перемалывал потерянные души долгие годы.
У тебя есть план, Вирт? Все же, вроде бы, так просто: нам лишь нужно сделать из этого мира чуть-чуть лучшее место, протянуть другим существам лапку дружбы и немного с ними повеселиться, чтобы хоть как-то отогнать окрестный мрак. И по мере нашего веселья будет расширяться наша тропа, и мы узрим Королеву Облаков, которая дарует нам наше желание и откроет нам путь домой, и мы больше не станем разбираться с «мета-», но, наконец-то возьмемся за «то самое», что и готовила нам жизнь: варить борщ и рожать детей, участвовать в общинных праздниках и формировать комьюнити, экспериментировать с наночастицами и бороться с изменениями климата. Прикосновение кожи к коже — самое святое, что есть у нас; лес ужасен тем, что там нет уже кожи, а прикосновение к тебе ввергает в тебя другого, равно как и твое к другому — равносильно удару ножом; в мире эдельвудовых деревьев, где все метаморфоза, невозможны никакие перемены — кроме тех, что совершаются подвигом. Но подвиг, Вирт, нельзя внести в план. Он случается по милости судьбы, но зависит от Случайной Встречи и от Помощников — а главное: все они не помогают нам вернуться домой, а только больше вводят нас в свой собственный мир.
— Ты перемалывал потерянные души долгие годы.Но ведь и лес, и наша беда — все же это из-за любви! Да, так вот просто, из-за любви к женщине. И сам-то путь — это все-таки путь к самому простому, для чего приспособлено тело: к его продолжению в других телах. И, казалось бы, все это просто превращения и извращения простого, очень простого: я хочу тебя, а ты меня, будь моей женой, а свидетель о том Игнат. Убери извращения, и жизнь откроется, и путь заблещет. Просто дай ей послушать свою кассету — неужели это так сложно? Нет, говорит Джейсон Фандерберкер, это не сложно, однако это и гиблое дело. Любовь — это обман, который следует поддерживать, а не рушить, если хочешь, чтобы люди не убивали друг друга; любовь живет за счет обещания взаимности, а не ее получения, красота — это обещание счастья, но само счастье превращается в кошмар, как только становится распорядком дня. Кто же не знает этого? Человеческое тепло и человеческая свобода осуществимы лишь в пути, разве ты этого не знал, спрашивает Джейсон Фандерберкер. Ты перемалывал потерянные души долгие годы, а теперь ищешь любви, как ветеран войны на другом континенте, вдруг решивший осесть и успокоиться. Чем же плох тебе Лес, где ты герой? дома ведь останешься недотепой.
План-то есть у тебя, Вирт? Нет у меня плана, Грег. Пойдем, просто пойдем наудачу. Позади нас безумная песня — Дровосека ли, Зверя? Вокруг то дождь, то вёдро, то рассвет, то закат, то тыквенный город, то лягушачий паром. Впереди какие-то старые дома — там сальные свечи, там странные семьи, там глупые случаи. Пойдем, пойдем, брат, пойдем, скоро снег будет. Первый снег и рыба рыбачит. Спросим, клюёт ли?
Гарсиа, жрец общества Агавы